Правило крысолова - Страница 108

108

– Почему Латов не защитил жену? Почему он позволил тебе убить ее?… – перебиваю я Питера.

– Я постучал условным стуком мужа! Ханна стала смеяться. Когда Латов открыл багажник, я показал ему знаком молчать. Вылез, мы отошли от машины. Темень стояла, на мое счастье, беспросветная. Я сказал, зачем поехал с ними и что он сейчас умрет. Латов, он же дурак, он же привык плести паутину говорильней. Стал шепотом разъяснять мне глупость создавшейся ситуации, с ним я справился просто.

Потом дождался, когда Ханна выйдет из машины искать мужа. Вот с ней я должен был быть начеку, если бы она догадалась об опасности, мне бы конец. Но эта дура стала раздеваться на ходу, думая, что Латов так играет в прятки. Я зашел сзади… Потом я положил их рядом, надел на Ханну блузку и застегнул ее. Ушел лесом, поймал попутку, еле успел вернуться до того, как твоя бабушка пошла ставить чайник. Я едва смог встать в то утро. И только в морге я увидел, что Ханна и Латов без голов. Такой поворот сюжета меня очень позабавил. Очень. Пока я не узнал о посылках. Видишь, нашелся еще какой-то падальщик, отрезал им головы, и игра, заверченная Латовым, кончилась для его мертвого тела полнейшим фарсом.

– Я бы не называла это фарсом. Что ты теперь будешь делать?

– Золя встанет пораньше, отравит наш чай, принесет мне в комнату, и мы выпьем его в полнейшем молчании, как всегда. Золя знает. Она тоже очень умна, она все поняла раньше тебя. Ты обмоешь нас в подвале и проводишь в последний путь. Извини, ничего ценного, кроме опыта заблудившегося среди охотников философа, я тебе оставить не могу. Да! Будь осторожна с мужчинами, в глупости и в любви они очень опасны. Если не научишься проявлять снисхождение, ты погибнешь. Всегда прощай мужчинам все, что бы они ни делали, или сразу уходи.

– Ну почему с бабушкой, почему вдвоем?! – Я прикусила трясущуюся руку, чтобы не закричать и не броситься на Питера. – Оставь ее мне!..

– Радость моя единственная, я в этом ничего не решаю, прости, если можешь. Она так решила, я знаю, она уйдет со мной. Мы возьмемся за руки, перед тем как выпить чай. Я посажу ее на колени, как тогда, у фотографа, и жизнь вылетит птичкой… Пших!.. – хихикает Питер.

Я встаю и начинаю ходить по комнате, вцепившись руками в волосы. Я оттягиваю их с неистовой силой, я готова выдрать все волосы из головы. Что же придумать?… Что?!

– Знаешь основное правило Крысолова? – интересуется Питер. Я молчу, он и не ждет ответа. – Предусмотрительность и справедливость. Он увел детей из города в отместку их жадным родителям. Я думал, думал… С таким же успехом он мог сесть на лодочку и увести за собой в море под воду всех взрослых!

– А Зебельхер завтра уезжает, – говорю я, бросившись на колени перед Питером. – Так и отпустим убийцу твоего сына?

– Моего сына убили алчность и похоть Ханны. Если бы он не перевел деньги…

– Его пристрелил, раненного, в метро немецкий офицер! И он завтра уезжает! Придумай что-нибудь, Питер, ну пожалуйста! – Вцепившись в твердые выступающие колени, я трясу их, а потом обнимаю, уткнувшись лицом.

– Не плачь, подожди. Есть у меня одна мысль. Так сказать, запасной вариант. Я нанял брейкера, или хакера…

– Хакера? – Я удивленно поднимаю голову.

– Да, который вскрывает коды и продает информацию из Интернета. У меня на руках досье Зебельхера. Знаешь, за что его уволили из GSG-9? Он там занимал хороший пост, а его уволили, когда свои навыки ликвидатора он применил, чтобы убрать с дороги личного врага. Было расследование, его не стали судить, просто уволили. Пойдем.

Ничего не спрашиваю. Мы пришли в гараж. Питер одним рывком сдергивает брезент, я удивленно ахаю. Его старый «Опель», которым, по словам бабушки, Питер не пользовался уже лет двадцать, светится, как новая копейка.

– Мне его привели в порядок в прошлом месяце. Красавец, да?…

– Куда поедем?

– Всегда мечтал разогнаться на нем как следует и сорваться с обрыва в море. Чтобы не нашли мое тело. Улететь и утонуть одновременно. Но я трус в плане болезненных ощущений. И потом, вдруг не сразу умру…

– Нет, я так не играю. – Вздохнув, я присаживаюсь на светящийся начищенным мельхиором капот. – Здесь нет подходящего обрыва, нет моря, до утра осталось шесть часов.

– Ты ничего не понимаешь. – Питер достал коробку и роется в каком-то хламе. – Вот. Тетрохлорид углерода! – С торжественным видом он потрясает запыленной бутылкой.

Поскольку я ничего не понимаю, он подходит к дверям гаража, оглядывается, закрывает двери и понижает голос:

– Я добавлю это в горючее, разгонюсь на самой большой скорости и направлю машину с моста в реку!

– Потрясающе, – киваю я. – Просто зашибенно! А нельзя придумать что-нибудь попроще? До реки еще ехать часа полтора. И при чем здесь горючее?

– А кто, ты думаешь, подготовил твою мать к поступлению в вуз? – возбудился Питер. – Думаешь, легко прожить всю жизнь изображая идиота-неумеху, а ведь я химик! Я мог бы защитить докторскую, если бы не женился на Ксении!

– Она не дала?

– Как же! Она только об этом и талдычила с утра до вечера, она так меня заела этой докторской, что я больше не мог заниматься наукой! А уж когда она защитилась и ее научные амбиции в нашей семье преобразовались в этакую форму снисхождения и жалости к мужу-неудачнику, тут уж мне пришлось отвоевывать место под солнцем, не до науки стало.

– Питер, пойдем в дом, мне не по себе.

– Сосредоточься! В досье Зебельхера написано, что он предпочитал скрытые формы убийства и применял новейшие достижения науки для маскировки их под самоубийства! В машине последнего убитого им шведа обнаружены слабые остатки фосгена. Фосгена, понимаешь! Это было не самоубийство, как вначале предполагалось, а убийство! И если я добавлю в горючее тетрохлорид углерода, я ничего не почувствую, это быстрое отравление, а ты настоишь потом на тщательном расследовании моей гибели, то Зебельхера прижмут, это же элементарно.

108