Правило крысолова - Страница 2

– А правда, что их убили? Девушка, вы ведь ее племянница? – Кто-то тронул меня сзади, я дернулась и размахнулась пакетом с мусором.

– Простите. – Из-за резкого движения я по инерции отлетела к стене.

– Ничего. Я – соседка. А кто этот мужчина в квартире?

– Это… Он на службе.

– Понятно. И Мишу убили? – вдруг понизила голос женщина, запахивая ворот халата на шее.

Я не сразу поняла, что Миша – это последний муж Ханны. Кивнула и пошла к лестнице.

– А Костя? – спросила женщина, сделав за мной несколько шагов. – Костя – веселый такой, удалой?

– Не-ет, – неуверенно покачала я головой, – в машине их было двое.

– И Владика там не было? – прищурилась женщина.

– Минуточку. – Я повернулась и бросила чертов пакет на ступеньки. – Я не знаю ни Кости, ни Владика. А вы откуда их знаете?

Женщина задумалась, оглянулась на дверь квартиры Ханны.

– Был еще Эдуард, этот вне конкуренции. Хоть и кавказской национальности.

– Эдуард, – тупо повторила я. – Это все?

– Нет, конечно. По пятницам иногда приходил Григорий Павлович, очень презентабельный, но тучный. Он ни разу балконом не воспользовался, просто поздоровался на всякий случай для знакомства.

– А по четвергам? – стараясь выглядеть грустной и незаинтересованной, спросила я.

– По четвергам бывал студент из Плехановки, – тут же кивнула соседка. – Смешливый очень. – Она хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Среда? – азартно подалась я вперед.

– Родительский день, – подалась ко мне соседка.

– Вторник? – Я не очень поняла, что такое родительский день, но отвлекаться не хотелось.

– Когда как, чаще совсем незнакомые, со вторниковскими меня Ханна не знакомила, она говорила, что это люди исключительно деловые и приходят по делу, они сразу ей в дверь звонили.

– А понедельник?

– По понедельникам я редко бываю. Я с дачи приезжаю только после обеда. Но, – повысила голос соседка, заметив на моем лице что-то вроде разочарования, – но мои ключи у нее были.

– Так, что у нас осталось, – задумалась я, а чтобы не упасть, присела рядом с пакетом на ступеньку.

– Суббота и воскресенье мужнин день, – заявила женщина, задумалась и добавила, вздохнув: – Святое дело. Я вышла, потому что хотела тебе посылочку отдать.

– Посылочку?

– Ну да. Мне ее принесли сегодня утром. Принес посыльный, сказал расписаться. Я расписалась, а только потом заметила, что это соседям. Пошли, покажу?

– Куда? – Я вцепилась в перила.

– Ко мне.

– Зачем мне смотреть вашу посылочку?

– Она не моя. Она Латовых.

В коридоре соседки пахнет половозрелым котом. Я уже научилась с ходу определять этот запах, запах запертого в четырех стенах самца, пометившего все, что только попалось под хвост. А вот и он. Лежит на тумбочке рядом с телефоном. Короткошерстный. Красавец!

– Кастрирую я его. – Соседка заметила мое восхищение. – Гадит где ни попадя.

Кот смотрел на нас янтарными глазами и брезгливо подергивал кончиком хвоста.

– Видите, – она принесла картонную коробку, – здесь написан номер моей квартиры, двадцать четыре. Но фамилия – Латовым. Только имена странные, вот это меня и смущает.

На коробке под адресом крупным размашистым почерком написано: Латовым Антону и Лоре.

– А такие там не живут, – заявила соседка.

– Это дети, – говорю я, пряча глаза. – Это дети Ханны.

– Дети? А почему я никогда их не видела?

– Потому что… А в родительский день?

Соседка задумалась. Я протянула ей фотографию мальчика и девочки в песочнице. Она покачала головой.

Сначала я хотела занести посылку в квартиру Ханны и уже протянула руку к звонку, но подумала, что ее можно отдать бабушке на семейном совете. Подхватив посылку под мышку справа, а левой рукой забрав пакет с мусором, я побрела по лестнице вниз. У мусорных баков осмотрела коробку еще раз, потрясла ее. Тяжелая. А главное – неудобная. Идея распотрошить посылку и уложить содержимое в пакет с ручками показалась мне неплохой, я устроилась на лавочке во дворе и достала телефон.

– Бабушка, я опаздываю.

– Ты уже опоздала.

– Все собрались?

– Нет. Тебя нету.

– Бабушка, извинись, но у меня непредвиденные обстоятельства. – Я кое-как разорвала скотч и раскрыла коробку. Внутри оказался пакет, обложенный скомканными газетами. – Кто-то прислал детям Ханны посылку…

– Ты взяла фотографии детей? – перебила меня бабушка.

– Взяла.

– Хорошо. Они тебе понадобятся.

– Мне? – Я вытащила газеты, сходила с телефоном к мусорным бачкам и выбросила тару вместе с газетами. – Зачем они мне?

– Если бы ты приехала вовремя… – зловеще начала она.

– Ладно, бегу.

Я наспех затолкала тяжелый пакет из коробки в свой, на прочных ручках, и побежала к метро. Две остановки удалось посидеть. Ощупывая содержимое посылки у себя на коленях, я задумалась. Большой круглый предмет, конечно, мог оказаться мячом или тюком, но мне вдруг стало не по себе. В автобусе – давка. Кляня на чем свет стоит свое неуемное воображение, я продержалась до входа на участок.

Захлопнув за собой калитку, подошла к крыльцу, поставила пакет на лавочку и решительно стала копаться в нем, разворачивая тот, из посылки. Больше всего мне не нравилось, что я нащупываю что-то мягкое. Когда это «что-то» оказалось человеческой кистью, все внутри меня замерло в защитной реакции подступающего обморока. Но до того как свалиться на спину в лужу у бочки, я удостоверилась, что внутри пакета лежат две человеческие кисти рук и голова.

Два…

Вообще-то это началось в пятницу. Пятница началась у меня в семь утра. У инспектора Ладушкина в пять тридцать. У моей бабушки Изольды в четыре двадцать. В это время она обычно просыпается, шаркая утепленными шлепанцами (из шкуры козы, мехом внутрь), идет на кухню и ставит чайник. Потом садится в своей комнате в кресло, укутывается в плед и затихает, прислушиваясь. Это ритуал. Она ждет движения или звука из комнаты рядом.