Правило крысолова - Страница 44

Машина подо мной раскачивалась, и это придавало моему импровизированному танцу некоторую угрожающую пикантность. Я от души притопывала толстоподошвенными тупоносыми ботинками, кружась и выкидывая ногами рискованные коленца, моя многоярусная пышная юбка с кружевными оборками захватывала в себя ветер, заставляя меня иногда балансировать, размахивая руками, растрепавшиеся волосы лезли в рот и приходилось их выплевывать. Хозяин «Мерседеса» стоял рядом, курил, переговаривался то ли с шофером, то ли с телохранителем – этот человек один из всей толпы смотрел на меня как на опасное недоразумение, а все другие как на достойное дополнение к дождю в солнечный полдень.

«Мерседес» затормозил возле нашей дружной тройки, когда мы спокойно прогуливались в воскресенье по теплой весне в поисках нечаянных находок, для которых у Лома всегда была наготове камера. Парочка находок уже имелась – продавец матрешек, зачем-то натягивающий на одну из своих деревянных кукол презерватив, и облезлая болонка, которая, захватив зубами, исступленно тащила по брусчатке Арбата огромную длиннохвостую шкурку черной лисы с засушенной головой и когтями на болтающихся шкурках лап.

Из притормозившей машины высунулась рука, пока я таращилась на пухлые пальцы (на указательном – массивная печатка), крепко ухватившие меня чуть выше запястья, Лаврушка отпрыгнула на безопасное расстояние, а Лом включил камеру.

Я дернула рукой. Пальцы не отпускали. Тогда, наклонившись, я посмотрела на человека, схватившего меня из окна шикарной машины.

– Куда идешь? – спросил он буднично.

Машина продолжала тихо двигаться, я шла рядом и соображала, куда иду.

– Почему ты так одета? – Это был второй вопрос хозяина жизни, заключенной в стойких запахах внутри салона машины.

Я посмотрела на свои ноги. Эти тяжелые тупоносые ботинки в сочетании с нежнейшими белыми носочками под пышными складками юбки всегда вызывали у меня чувство надежности и беспричинного веселья. Поэтому, примерно вышагивая рядом с «Мерседесом», я ответила:

– Я всегда так одеваюсь, когда выгуливаю весну. Потом дома я еще долго нюхаю подошвы.

Хозяин задумался, кивнул, приказал человеку за рулем остановиться. Автомобиль не просто затормозил или дернулся, он тихонечко и бесшумно притих, как внимательный человек на выдохе, боясь потревожить спящего ребенка.

– Зачем? – спросил мужчина, не выпуская моей руки. Краем глаза я заметила, что Лаврушка подбирается к нам с баллончиком в правой руке и милицейским свистком в левой.

– Зачем нюхаю? Смотри. – Я задрала ногу так, что подошва ботинка оказалась как раз у окна. Вдвоем мы некоторое время внимательно разглядывали узорчатую желтую рифленость, оклеенную упавшими чешуйками тополиных почек. Убедившись, что мужчина тоже почувствовал приторный липкий запах, я опускаю ногу. – А если честно, то сейчас фестиваль степа.

– Ты танцуешь степ? – Мужчина выпустил мою руку, открыл дверцу, выглянул и погрозил пальцем Лаврушке.

– Только лапландский и только на крышах дорогих автомобилей.

– Зачем? – Он опять тупо уставился на мои ботинки с белой полоской носков над мощнейшими раструбами.

– Такая фишка, понимаешь, я профессионально танцую лапландский степ на крыше дорогого авто, мой оператор снимает, – кивнула я на оторопевшего Лома, – подруга играет на губной гармошке. Три с половиной минуты отличного видео. Двести долларов. Потом покажешь друзьям на вечеринке.

– Ты будешь раздеваться? – заинтересовался хозяин «Мерседеса», осмотрев улицу.

– Да нет же, я танцую в этих ботинках степ!

– А в чем тогда фишка?

– Это здорово – лапландский степ на крыше твоего «Мерседеса»! Всем понравится, а когда друзья, посмотрев, как я танцую в этих ботинках, спросят, чья это машина вообще, ты равнодушно пожмешь плечами и скажешь, зевая: «Моя…»

– Все в Москве и так знают, что это моя машина, – сразу пожал плечами мужчина, не решаясь меня так просто отпустить, но еще плохо представляя, что он вообще может предложить интересного танцовщице на крышах автомобилей. – Такого цвета больше нет ни у кого.

– Да уж, – согласилась я, осмотрев канареечно-желтую, словно сорвавшуюся каплей с раскаленного солнца, машину.

– Ладно, залезай, – вдруг сказал он и решительно выбрался из машины.

– Что? – опешила я. Невинная выдумка грозила превратиться в цирковое шоу с элементами клоунады.

– Лапландский степ, – сказал мужчина, подхватил меня под мышки и легко закинул на крышу «Мерседеса».

Некоторое время я оглядывалась, стоя на четвереньках. Потом осторожно встала на ноги. Подпрыгнула пару раз. Скользко. Ветер тут же занялся моей юбкой и заодно растрепал волосы. Лаврушка смотрела снизу с выражением заблудившегося щенка, которого сейчас отловит сетью собаколов. Поэтому, пока она не успокоилась и не убедилась, что я не свалюсь вниз, я отбивала подошвами ботинок с налипшими тополиными чешуйками, без аккомпанемента. Потом она вытащила свою гармошку, Лом встрепенулся, шофер после первых моих притопов выбрался из покачивающейся машины, стал рядом с хозяином, покивал головой и уважительно заявил:

– Не прогнет.

– Думаешь, не прогнет? – задумчиво смотрел на мои ботинки хозяин.

– Не. Не прогнет. Отличная сталь. И девчушка легкая. – Шофер покосился на упитанную Лаврушку. – Может, и эту закинем для эксперимента?

Вытаращив глаза, обомлев от страха и скомкав мелодию, Лаврушка отчаянно покачала головой.

Вообще в лапландском степе рукам полагается висеть плетьми вдоль тела и не участвовать в танце, поскольку работают в основном ноги, а верхняя часть тела максимально расслаблена, выражение лица – застывшее, взгляд полусонный. Но в такой ветер на скользкой крыше трудно сохранить равновесие, поэтому, если этот автомобильный степ увидит настоящий знаток степов вообще и лапландского в частности, он, конечно, будет вправе выругаться. Хотя, если честно, мои движения руками, удерживающими взлетающую юбку, и регулярные выплевывания попавших в рот волос придали этому несколько инфантильному северному танцу особый колорит.