Правило крысолова - Страница 51

– Лежите, не двигайтесь, у вас, наверное, сотрясение. – Девушка приподнимает голову инспектора, он стонет и решительно встает. Мы поддерживаем его под руки и медленно обходим помещения банка. Ладушкин пересчитывает лежащих, спрашивает, почему не едет группа захвата, а девушка уверяет его, что они и были группой захвата. Дотащившись кое-как до холла, усаживаем Ладушкина в кресло.

– Я пойду еще раз все осмотрю, – нервничает девушка.

Я понимаю, что она ищет Павла, но накатившее отвращение к происходящему, усугубленное таким количеством убитых и раненых мужчин, какого мне еще не приходилось видеть, делает меня абсолютно равнодушной к судьбе моего бывшего любовника.

Как только она ушла, вдруг мгновенным взглядом оценив мысли друг друга, под визг подкатывающих на полном ходу к банку машин, мы с Ладушкиным, не сговариваясь, встаем и быстро идем в подсобные помещения.

– Ключ у тебя? – только и спросил пошатывающийся Ладушкин.

Я покачала головой и развела руками. Из-за стеклянной перегородки с надписью «Услуги хранения и аренда сейфов» вдруг появляется физиономия Павла.

– Инга, – говорит он радостно и осуждающе, – ну почему ты тут бегаешь, это опасно! Почему ты не сидишь в кабинете!

– Быстрее! – не останавливается Ладушкин.

Я вбегаю в сейфовый зал первой. Ячейка номер 9 заперта. Ладушкин показывает пальцем на лежащего старика. Я отшатываюсь. Ладушкин топает ногой и кривится, держась за лоб.

– Не могу наклониться, боюсь упасть! – шипит он. – Быстро, сейчас сюда придут!

Я никак не могу заставить себя обшарить карманы старика. Павел, который пошел за нами, приседает, раскрывает ладонь бедолаги и протягивает мне ключ. Смотрю сверху в его глаза, смотрю на руку, смотрю на пришитую пуговицу пиджака. Ключ выдергивает Ладушкин. Пока он возится с замком, в коридоре уже слышны шаги. В темном нутре ячейки одиноко лежит продолговатая маленькая коробочка. Я разочарованно смотрю на Ладушкина. Какая глупость! Наверняка это Ханна положила в сейф драгоценность, подаренную ей поклонником, а мы-то!..

Павел, поднявший руки над головой, я, застывшая истуканом с выражением разочарования на лице, и Ладушкин, открывший коробочку, хором уверяем ворвавшихся в зал в касках и в полном боевом снаряжении спецназовцев, что не имеем оружия, которое надо бросить на пол. Пока нас обыскивают, я, скосив глаза, разглядываю содержимое коробочки, потом смотрю в брезгливо перекошенное лицо Ладушкина и спрашиваю:

– Что это за гадость?

– Это палец, – авторитетно заявляет Павел, вытягивая шею к коробочке.

– Какой… палец? – спрашивает Ладушкин.

– Мизинец, – кивает Павел и продолжает с философской невозмутимостью: – Засушенный мизинец мужчины.

Я сглатываю. Он, конечно, хирург, ему видней, но, по-моему, эта гадость, которая лежит на красном бархате коробочки, больше всего напоминает скрюченный обезьяний палец с неухоженным толстым ногтем. Я пытаюсь представить мужчину, которого так любила Ханна, что даже засушила на память мизинец и положила его, как драгоценность, на хранение в банк. Ничего не получается. Накатывает лицо Лопеса, которого как раз, бездыханного, спецназовцы волокут под руки по коридору, потом видение слегка изменяется, добавляется нежный рот Павла, длинный нос Ладушкина и добрые, беззащитные глаза Лома.

Нас усаживают в холле, ставят рядом молодого паренька с автоматом в ужасающего размера высоких ботинках, и он стоит, как приказано, не шелохнувшись, наблюдая за нами и не реагируя на вопросы. Павел, повернувшись ко мне спиной, что-то сует старшему группы, я понимаю, что это наверняка удостоверение, и в мое полнейшее безразличие, в мою усталость и отчаяние пробирается любопытство – тонкой струйкой дыма от сигареты директора банка, он сидит рядом. Страшно захотелось посмотреть, что там написано.

– Четверо убитых, семеро раненых, девушка-сержант медицинской службы жива и невредима, – понуро кивает Ладушкин. – А по логике, именно она должна была пострадать первой, как наименее опытная. К тому же она одна тут была в форме. – Тронув осторожно шишку у себя на лбу и скривившись, Ладушкин, вероятно, подумал, что тогда бы урна не соприкоснулась с его лбом, но ничего не сказал. – И именно эта девушка обезвредила бандита. Смешно. А где ваша сотрудница, она сидела за тем окошком? – спрашивает он директора.

– Всех увели и заперли в моем кабинете. – Директор нервно курит. – И что это было, я вас спрашиваю? Что это было?

– Ваша охрана открыла дверь служебного входа в субботу вечером для доставки какого-то оборудования, не поинтересовавшись, отдавал ли банк вообще что-то на ремонт. Двое бандитов предприняли попытку ограбления. – Ладушкин говорит спокойно, как читает протокол. – Один схвачен, второй бежал. А может быть, их было больше, спросите вон того хлыща в горчичном пиджачке, он не пострадал, спрятался в холле. – Инспектор кивает на Павла, что-то объясняющего мощному спецназовцу. Спецназовец издалека смотрит на меня непроницаемым взглядом и категоричным жестом отодвигает от себя жестикулирующего Павла.

– Я вас спрашиваю, – с маниакальной настойчивостью повторил директор, – что было в ячейке?!

– А, пожалуйста. – Ладушкин услужливо ему протягивает коробочку. – У меня пока не отобрали, можете посмотреть.

Вместе с директором банка я еще раз внимательно разглядываю засушенный палец. Минуты две разглядывания, потом директор, довольный, откидывается на спинку кресла.

– А вы знаете, я даже удовлетворен, – кивает он. – Да. Вполне.

– А я нет. – Ладушкин закрывает коробочку.